как же прекрасна радуга, но ты прекрасней её (с) Nino
В подарок лучшей на свете Charlston.
"Два года" (сакурайба)Количество работы зашкаливает. Двадцать четыре часа в сутки Шо проводит то в офисе, то в разъездах, делает репортажи, пишет статьи, периодически заезжает в агентство, разгребает скопившиеся дела, уезжает обратно. На все остальное времени не хватает вообще, только на редкие, раз в несколько месяцев, обеды с отцом.
Даже спит он в кресле, в своем кабинете, утром от этого жутко болит шея, но Шо, кажется, абсолютно все равно. Он заваливает себя проблемами, неотложными встречами, договорами и контрактами, лишь бы не думать, не вспоминать, не давать себе ни секунды передышки. Потому что Шо знает – стоит хоть на секунду
остановиться, как воспоминания накроют с головой. И он задохнется.
Прошло уже два года, а Шо все равно снятся кошмары.
Иногда Шо звонит Джуну, в телефоне даже стоит напоминалка, чтобы не забыть. Джун много и натянуто смеется, рассказывает, как идут дела, ни о чем не спрашивает, но чувствуется, что очень хочет спросить. А Шо очень хочется искренне ответить на этот невысказанный вопрос: «Никогда. Я не вернусь, Джун, я же сказал, что ухожу, а вы мне не поверили, сколько можно считать, что я всего лишь в неоплачиваемом отпуске, сколько можно верить, что хоть что-нибудь изменится, мы же уже не маленькие дети, мы уже взрослые».
- Да, - говорит Шо, - да, Джун, мы обязательно встретимся, буквально на следующей неделе.
Говорит, и записывает в ежедневнике еще тысячу неотложных дел на следующие семь дней.
Прошло уже два года, а Шо все так же больно и страшно.
Иногда Шо хватает в руки телефон, начинает набирать смс, а потом отшвыривает сотовый от себя, словно ядовитую змею. Чаще всего телефон разбивается, Шо меняет их каждые пару месяцев, и ни разу еще не набрал смс до конца. Ему страшно настолько, что он всерьез задумывается о возможности жениться и начинает подыскивать подходящую девушку на роль своей будущей жены. Шо твердо уверен в том, что он должен быть хорошим сыном для своего отца. В конце концов, именно для этого он когда-то отказался от всего, что у него было.
Шо не так страшно вспоминать, что он бросил ради возможности сыграть роль идеального сына известного папочки.
Куда страшнее вспоминать, кого он бросил.
Прошло уже два года, а Шо все так же хочется сорваться и приехать.
Однажды он прилетает в Токио, завершает все свои деловые встречи, поправляет воротник дорогого пальто и думает: «ну какого черта?»
Шо хочется сдохнуть. А еще хочется заорать, побиться головой о стену, набрать номер и сказать: «давай встретимся, пожалуйста, давай».
В сущности, он делает только последнее. И лишь через несколько минут понимает, что пути назад уже нет, карты сданы, человек на другом конце города ответил согласием.
Шо хочется рвануть в аэропорт, улететь, как можно дальше, и никогда больше не возвращаться. Шо хочется приехать к отцу и сказать ему: «да, да, ты был прав, это все абсолютно неважно, это не имеет никакого значения по сравнению с тем, что делаешь ты, я понял, папа, я все понял»
Но когда он поднимается на четвертый этаж старого дома и неуверенно тянется к звонку, ему кажется, что какая-то натянутая струна внутри оборвалась и больше не держит.
Прошло уже два года, как Шо сказал «нет».
Когда Шо видит Айбу, он думает – ничего не изменилось. Айба все так же смеется, предлагает выпить чаю или, может быть, чего-нибудь покрепче, отпихивает ногой кошку, снова смеется, ерошит и без того растрепанные волосы, дергает подол мятой футболки.
Потом Шо подходит ближе и видит все. Он видит мелкие морщинки у глаз, видит губы с мелкими трещинками, видит неуверенную, кривую улыбку, и самое ужасное – он видит страх в глазах Масаки.
Нет ничего хуже Масаки, который чего-то боится.
Нет ничего хуже Масаки, который боится Шо.
Прошло уже два года, как Шо уехал.
- Зачем ты вернулся? – спрашивает Айба, пока готовит чай. Шо бы и сам хотел знать. Но он не знает, поэтому просто пожимает плечами и отводит взгляд.
- Зачем? – спрашивает Айба упрямо, а потом оборачивается, перегибается через стол, смотрит прямо в глаза и спрашивает еще раз, устало и отчаянно, - ну зачем, Шо, ну какого черта?
Это очень больно, когда он так говорит. Больно настолько, что Шо не придумывает ничего лучше, кроме как потянуться вперед, прижимаясь губами к чужим губам.
Несколько секунд он абсолютно счастлив. Потом Айба отстраняется. Он молчит, готовит чай, разливает его по чашкам, а Шо не может оторвать взгляда от его длинной, гибкой спины под мешковатой футболкой.
Когда Айба ставит чашки на стол, Шо видит, какие красные и заплаканные у него глаза.
Прошло уже два года, как Шо бросил Араши.
Смотреть на это невозможно, ничего не сделать – еще хуже, и Шо просто срывается. Хватает за руки, притягивает к себе, утыкается лбом в грудь, кажется, даже плачет, обнимает, шепчет что-то неразборчивое, да и неважное, в принципе, просто в эти короткие секунды он всерьез чувствует, что вернулся домой, и где-то внутри него, где-то в раздробленной усталостью и отчаянием грудной клетке просыпается что-то настоящее, искреннее и давно забытое, что-то, от чего становится очень больно и очень хорошо.
- Масаки, - шепчет Шо, - Масаки, я вернулся. Ты слышишь? Я больше никуда не уйду.
Прошло два года с тех пор, как Шо потерял Айбу.
Прошло две секунды с тех пор, как он снова его нашел.
"Два года" (сакурайба)Количество работы зашкаливает. Двадцать четыре часа в сутки Шо проводит то в офисе, то в разъездах, делает репортажи, пишет статьи, периодически заезжает в агентство, разгребает скопившиеся дела, уезжает обратно. На все остальное времени не хватает вообще, только на редкие, раз в несколько месяцев, обеды с отцом.
Даже спит он в кресле, в своем кабинете, утром от этого жутко болит шея, но Шо, кажется, абсолютно все равно. Он заваливает себя проблемами, неотложными встречами, договорами и контрактами, лишь бы не думать, не вспоминать, не давать себе ни секунды передышки. Потому что Шо знает – стоит хоть на секунду
остановиться, как воспоминания накроют с головой. И он задохнется.
Прошло уже два года, а Шо все равно снятся кошмары.
Иногда Шо звонит Джуну, в телефоне даже стоит напоминалка, чтобы не забыть. Джун много и натянуто смеется, рассказывает, как идут дела, ни о чем не спрашивает, но чувствуется, что очень хочет спросить. А Шо очень хочется искренне ответить на этот невысказанный вопрос: «Никогда. Я не вернусь, Джун, я же сказал, что ухожу, а вы мне не поверили, сколько можно считать, что я всего лишь в неоплачиваемом отпуске, сколько можно верить, что хоть что-нибудь изменится, мы же уже не маленькие дети, мы уже взрослые».
- Да, - говорит Шо, - да, Джун, мы обязательно встретимся, буквально на следующей неделе.
Говорит, и записывает в ежедневнике еще тысячу неотложных дел на следующие семь дней.
Прошло уже два года, а Шо все так же больно и страшно.
Иногда Шо хватает в руки телефон, начинает набирать смс, а потом отшвыривает сотовый от себя, словно ядовитую змею. Чаще всего телефон разбивается, Шо меняет их каждые пару месяцев, и ни разу еще не набрал смс до конца. Ему страшно настолько, что он всерьез задумывается о возможности жениться и начинает подыскивать подходящую девушку на роль своей будущей жены. Шо твердо уверен в том, что он должен быть хорошим сыном для своего отца. В конце концов, именно для этого он когда-то отказался от всего, что у него было.
Шо не так страшно вспоминать, что он бросил ради возможности сыграть роль идеального сына известного папочки.
Куда страшнее вспоминать, кого он бросил.
Прошло уже два года, а Шо все так же хочется сорваться и приехать.
Однажды он прилетает в Токио, завершает все свои деловые встречи, поправляет воротник дорогого пальто и думает: «ну какого черта?»
Шо хочется сдохнуть. А еще хочется заорать, побиться головой о стену, набрать номер и сказать: «давай встретимся, пожалуйста, давай».
В сущности, он делает только последнее. И лишь через несколько минут понимает, что пути назад уже нет, карты сданы, человек на другом конце города ответил согласием.
Шо хочется рвануть в аэропорт, улететь, как можно дальше, и никогда больше не возвращаться. Шо хочется приехать к отцу и сказать ему: «да, да, ты был прав, это все абсолютно неважно, это не имеет никакого значения по сравнению с тем, что делаешь ты, я понял, папа, я все понял»
Но когда он поднимается на четвертый этаж старого дома и неуверенно тянется к звонку, ему кажется, что какая-то натянутая струна внутри оборвалась и больше не держит.
Прошло уже два года, как Шо сказал «нет».
Когда Шо видит Айбу, он думает – ничего не изменилось. Айба все так же смеется, предлагает выпить чаю или, может быть, чего-нибудь покрепче, отпихивает ногой кошку, снова смеется, ерошит и без того растрепанные волосы, дергает подол мятой футболки.
Потом Шо подходит ближе и видит все. Он видит мелкие морщинки у глаз, видит губы с мелкими трещинками, видит неуверенную, кривую улыбку, и самое ужасное – он видит страх в глазах Масаки.
Нет ничего хуже Масаки, который чего-то боится.
Нет ничего хуже Масаки, который боится Шо.
Прошло уже два года, как Шо уехал.
- Зачем ты вернулся? – спрашивает Айба, пока готовит чай. Шо бы и сам хотел знать. Но он не знает, поэтому просто пожимает плечами и отводит взгляд.
- Зачем? – спрашивает Айба упрямо, а потом оборачивается, перегибается через стол, смотрит прямо в глаза и спрашивает еще раз, устало и отчаянно, - ну зачем, Шо, ну какого черта?
Это очень больно, когда он так говорит. Больно настолько, что Шо не придумывает ничего лучше, кроме как потянуться вперед, прижимаясь губами к чужим губам.
Несколько секунд он абсолютно счастлив. Потом Айба отстраняется. Он молчит, готовит чай, разливает его по чашкам, а Шо не может оторвать взгляда от его длинной, гибкой спины под мешковатой футболкой.
Когда Айба ставит чашки на стол, Шо видит, какие красные и заплаканные у него глаза.
Прошло уже два года, как Шо бросил Араши.
Смотреть на это невозможно, ничего не сделать – еще хуже, и Шо просто срывается. Хватает за руки, притягивает к себе, утыкается лбом в грудь, кажется, даже плачет, обнимает, шепчет что-то неразборчивое, да и неважное, в принципе, просто в эти короткие секунды он всерьез чувствует, что вернулся домой, и где-то внутри него, где-то в раздробленной усталостью и отчаянием грудной клетке просыпается что-то настоящее, искреннее и давно забытое, что-то, от чего становится очень больно и очень хорошо.
- Масаки, - шепчет Шо, - Масаки, я вернулся. Ты слышишь? Я больше никуда не уйду.
Прошло два года с тех пор, как Шо потерял Айбу.
Прошло две секунды с тех пор, как он снова его нашел.
@темы: японская трава, другое кино, we make storm, девочка-скандал, долбоеб и трудоголик, театр абсурда
-
-
11.03.2013 в 01:59Я так хорошо себе это представила... и поняла, что ВОТ ЭТО - страшнее всего. До смерти страшно.
...я всё тебе уже сказала, радость.
Или не всё, но... ты же знаешь, правда?
Я благодарна тебе.
До слёз.
-
-
11.03.2013 в 13:12ужас какой!
Прошло два года с тех пор, как Шо потерял Айбу.
Прошло две секунды с тех пор, как он снова его нашел.
концовка, как всегда, эффектная.
-
-
12.03.2013 в 09:39Спасибо тебе, что Шо вернулся.
Спасибо за такую грустную красоту
-
-
12.03.2013 в 09:40он всегда будет возвращаться. Айбу он не бросит никогда, в это я искренне верю.
В конце концов, Масаки - его семья.