Суббота, Питер, я.
Тань, спасибо х)))

@темы: девочка-скандал, помнишь, как мы проводили холодные зимы?, горят мои фотографии, театр абсурда, people are strange

---

Оплатил дайри, жить сразу стало хорошо и уютно, теперь горю идеей сменить дизайн.
Выбирая между кофе и зеленым чаем, приготовил себе и то, и другое, теперь передо мной, с двух сторон от ноутбука, стоят аж две кружки, одна желтого цыплячьего оттенка, вторая с моцартами. Пью поочередно из каждой, получается вкусно.
Не хочу идти на учебу, зато хочу слушать Араши и читать. И писать фики. И вообще, верните меня в мой сон, я его еще не досмотрел.
Доброе утро х)

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

Мне нравится сидеть на кухне и пить кофе.
Мне нравится писать короткие драбблы и обдумывать фики.
Мне нравится произносить словосочетание "моя женщина" - это даже звучит офигенно.
Мне нравится представлять, как будут выглядеть мои руки, когда я все-таки накрашу ногти зеленым лаком, накуплю себе дофига фенечек и колец и буду их носить.
Мне нравится слушать твой голос в трубке.
Мне нравится гладить котенка, который сидит на моих коленях.
Мне просто нравится.
Жить.

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

*пришел, увидел, залип*

05.03.2013 в 02:24

Пишет  Serizava Aya-san:

Вот бывают фотки, на которые я реально могу смотреть вечно...

@темы: японская трава, японский Марио

---

ну вы же понимаете, ну я же не могу не х)

27.02.2013 в 18:39

Пишет  Charlston:

Идешь по улице, получаешь сообщение. И судорожно начинаешь искать кафе, чтобы сесть в тепло и написать масенькую сказку. Которую знаншь с гачала и до конца.

Знаете, а в машине пахло алкоголем, сигаретами и одеколоном Айбы, горечью и почему-то Лондоном.

- А я-то все ждал, когда ты поведешь себя, как неосторожный мудак, - задумчиво тянет Айба, вытирая с губы кровь.
- М? – Шо спокоен и невозмутим, хоть и пьян до совершенно неприличного состояния.
- Все уже хоть раз, но устраивали проблемы… А ты первый раз напросился, с дебютом!
- Не злись. Я просто устал.
- И поперся в гей-бар отдохнуть от обожания? Ты логичен до дрожи, - Айба усмехается и разглядывает себя в зеркало заднего вида: не слишком ли его портит разбитая губа?
- Ну а какие варианты? Я же не знал, что этот лось потащит меня… «уединяться», - зябко поводит плечами Шо, вдруг вспоминая, каким диким ужасом налилось все тело. Почему он решил позвонить именно Айбе? Как Айба оказался буквально на соседней улице? Когда он прилетел спасать «девичью честь» Шо, это было похоже на чудо.
- Шел бы тогда уж в лесби-бар… Ты там, конечно, выделялся бы сильно, но зато никто не попытался бы снять…
- Ага. Только немножко покалечили бы за вход на чужую территорию… – как-то особенно грустно протягивает Шо. Ему, видимо, неприятно думать о том, что толпа девушек может ему сделать нехорошо.
- Мда. Но поклонницы есть среди всех. Так что тебя, думаю, максимум накормили бы сладким и отпустили домой, баиньки.
- Фу, - Шо капризно отказывается от такой перспективы. Какое-то время они едут молча, а потом Айба задумчиво произносит:
- Остается один вариант. Будем пить вместе. Я явно не твоя поклонница, а уединяться… Пока сам не попросишь, я отказываюсь.
Шо пару раз безмолвно открывает рот, но не находит, что ответить. А что тут скажешь? Кроме пошлого и пьяного «хоть сейчас, тормози», в голову ничего не приходит.

@темы: японская трава, we make storm, девочка-скандал, долбоеб и трудоголик, театр абсурда

---

26.02.2013 в 23:49

Пишет  Charlston:

Драббл
Омия
История о том, что так жить нельзя.

Оно странное... И совсем не ангстовое)))

просыпайтесь)

- Мммм… Уже утро? – сонный голос из-под одеяла звучит недовольно и глухо.
- Это спорный вопрос. Вообще-то сейчас пять утра, на мой взгляд, это еще ночь, - Нино, удивительно быстро проснувшийся, пытается запихнуть в свой чемодан косметичку с зубной щеткой, пастой и всякой утренней мелочевкой.
- А мне обязательно вставать?
- Нет, конечно, мы же прекрасно выступим и без Лидера. Особенно будет счастлив Джун, у него же опять все переходы и связки на тебя и Шо завязаны… Конечно, милый, ты отдыхай, а мы концерты как-нибудь сами отыграем, - беззлобно огрызается Нино, и Оно все-таки вылезает из-под одеяла.
- Ты злой и не даже не пытаешься быть добрым, - разочаровано тянет он и буквально за шкирку заставляет себя подняться и доползти до ванной.
- Какой есть, - легкомысленно отмахивается Нино и оглядывает комнату в поисках всякой забытой ерунды. Главное, не уехать без паспорта, как они пытались сделать в прошлый раз…
Вообще-то поездки – это здорово. Нино каждый раз возвращается домой вымотанный, как последняя мочалка, но в этой вымотанности есть что-то такое… от самого настоящего счастья. После всех гастролей начинаешь понимать, что у тебя есть настоящий дом, в который хочется вернуться. И настоящие друзья, которые поддержат в любой ситуации.
Оно может бурчать, сколько его душе угодно, но он тоже ни на что не променяет эти перелеты, гостиницы и новые города. Наверно, это что-то сродни мазохизму. Иногда, когда Нино остается один, ему в голову приходит странная мысль: они все наслаждаются вещами, которыми наслаждаться невозможно.
Вот, например, Джун обожает репетировать до глубокой ночи, пока Шо не пригрозит ему кровавой расправой. Айба, кстати, пьет откровенно дрянной кофе из автоматов на всех репетиционных базах, ворчит, но упорно заливается этой гадостью по самые уши. Шо боится высоты до паники и истерики перед каждым концертом, но сам недавно предложил новую сценографию с какой-то очередной платформой. Оно ненавидит вставать рано утром, но все прогоны назначены всегда часов на девять утра. Нино терпеть не может вылезать из квартиры лишний раз, но где-то в глубине души всегда очень радуется, что его куда-то вытаскивают.
- Сделай что-нибудь на завтрак! – то ли командует, то ли просит Оно из ванной, и Нино морщит нос. С утра Оно может съесть все, что угодно. Есть предположение, что, если подсунуть ему пластмассовые декоративные овощи, Лидер и их съест за милую душу. Тем не менее, Нино кое-как заправляет кровать и тащится на кухню готовить что-нибудь приличное.
- Кофе?
- Кофе.
Оно пытается еще хоть минутку поспать, так что кофе он пьет с закрытыми глазами. Нино вдруг ловит себя на дурацкой мысли о том, что ему вот так бы сидеть всю жизнь. Смотреть на сонного Оно, подсовывать ему тарелку с бутербродами и не считать время до выхода. Полчаса.
Не думать о времени до того момента, когда это все сломается. Только вот не думать Нино не может и каким-то шестым чувством ощущает, что в мире все имеет свой финал. Но пока это кажется чем-то нереальным и невозможным.
- Ты завис? Нам же выходить скоро? – Оно уже почти проснулся и деловито проверяет документы, билеты и деньги. Нужно еще проконтролировать всех ребят, чтобы не проспали. Хотя, если честно, это скорее Лидер проспит, чем остальные… Но работа есть работа…
- Оно.
- А?
- Я же тебе нужен? – Нино задает вопрос раньше, чем успевает подумать.
- Что?
Оно сбивается. Расстановка приоритетов Нино его иногда пугает.
- Конечно.
- Нет, я не о том. Я тебе нужен, как и все остальные?
Оно откладывает мобильный телефон. Нино редко пробивает на подобные разговоры, так что лучше их не игнорировать, иначе потом проблем будет много.
- Ты мне нужен. Я не логарифмическая линейка, я не оцениваю то, как именно мне кто-то нужен.
Нино молча допивает свой кофе, а потом пробует на вкус ответ и довольно кивает. Губы расплываются в довольной улыбке – ответ его полностью удовлетворил. Оно никогда не поймет, что слышит этот человек. И что творится в его голове? Может быть, там целый космос? Оно не удивится, если узнает что-то подобное о Нино.
С другой стороны, какая ему разница?
- Я спросил. Теперь твоя очередь. Я обещаю ответить честно.
Оно вздыхает. Еще одна загадка. Почему-то Нино пропирает на такие шарады именно тогда, когда надо бы сосредоточиться на чем-то другом… Тем не менее, Оно все-таки спрашивает:
- Казу, кем ты хочешь быть в следующей жизни?
Нино несколько раз удивленно моргает, а потом сгибается пополам от хохота. Конечно, это полный бред. Ну какая следующая жизнь? Почему надо кем-то становиться? Ему и эту жизнь куда-то пристроить с трудом получилось… Оно чуть встряхивает его, чтобы привести в себя, а потом целует в губы.
- Мы опоздаем…
- Ага. Казу, ты уверен, что нужно говорить именно об этом сейчас? – Оно не без сожаления расцепляет объятия и идет проверять сумку, отвлекаясь на какие-то СМС от группы. Нино смотрит на часы: точно опоздают. И лучше бы опоздали бы по другой причине…
- Ты поторопишься или нет?!
- И я тебя очень люблю, - бормочет Нино и отправляется мыть чашки.

Так жить совершенно невозможно, но жить иначе – еще невозможнее.

@темы: японская трава, we make storm, девочка-скандал, семь жизней до весны, эпатаж, любовь и музыка, японский Марио, театр абсурда

---

Меня внезапно оглушили новостью, что я участвую в литературном фестивале. Но я положительно торможу, о чем мне писать.
У кого-нибудь есть идеи?

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

Вы только посмотрите, какой невероятный подарок мне сделали.
Я перечитываю и реву, реву и перечитаю.
Спасибо еще раз огроменное за него, просто вот огромное-огромное спасибо.

26.02.2013 в 01:18

Пишет  Charlston:

Драббл
Омия
Лета не будет

Гению с благодарностью за описание характера Нино.
Сеньору с благодарностью за то, что... Господи, за все.

капелька тепла

Лета не будет.
Оно думает о том, что это очень грустно, если больше не будет тепла и уюта. Но с тех пор, как Нино запретил к нему прикасаться, лето под запретом.
Оно важно прикасаться, он иначе и не ощущает Нино. Кожей, всеми нервными окончаниями, всеми органами чувств.
Яркий.
Жаркий.
Иногда шумный.
С каким-то горьким запахом.
Непостижимо сладкий на вкус.
Оно ощущает, что потерял Нино где-то в душных гримерках и коридорах. Эта мысль болезненна и заставляет Оно долго искать в жизни какую-то опору. Только вот его точка опоры уже много-много лет – Нино, и ничто другое ему не поможет. Поэтому-то Оно и набирает знакомый телефон. Ему впервые в жизни плевать на то, что на часах уже три часа ночи.
Нино берет трубку почти сразу.
- Что случилось?
- Ничего. Нино…
- Ты там пьяный, что ли? Оно, ты на часы смотрел? Вставать через четыре часа. Всё завтра.
Оно смотрит на синие занавески и ощущает пустоту, которая распространяется от его молчащего мобильного. Эти чертовы занавески были когда-то тем, на что можно было приманить Нино поехать ночевать именно к Оно.

- У меня шторы новые.
- И что?
- Ты же любишь синий цвет?
- Ты меня поражаешь. Я вчера сказал, что люблю тебя, а ты приглашаешь меня посмотреть на твои занавески.

Оно днем решает такое количество проблем, что у него буквально взрывается голова. Ему звонят все подряд, и он правда не понимает, зачем им агентство, если разбирается со всем он сам. Оно иногда думает, кто наконец-то решит его собственные проблемы. Именно поэтому так неожиданно приходит спасение в виде теплых рук, которые успокаивающе ложатся на плечи.
- Казу?
- Чш…
- Что…
- Господи, да в кого ты такой болтун? Отдыхай.
Оно закрывает глаза и чувствует, как от горячих ладоней Нино по всему телу разливается какое-то очень спокойное тепло. Нино всегда приходит тогда, когда это жизненно необходимо.
Это то самое шестое чувство, которым у Оно никак не получается ощущать Нино. Интуиция. Почувствовать, когда другой доходит до точки разрыва последнего нерва, и прийти, плюнув на все обиды и ссоры. Нино – единственный, кто умеет именно это. Оно не открывает глаз, но ощущает почти забытые вещи.
Теплоту дыхания на своей щеке.
Горечь одеколона.
Оно выворачивается, целует Нино в губы и ощущает сладковатый привкус поцелуя. Язык Нино всегда чуть шершавый, как у кошки. Оно открывает глаза, и ему кажется, что в комнате намного ярче, чем было. Все его чувства снова с ним.
- Я прощен?
- Хм… Надо подумать. Кстати, как там мои любимые синие занавески?
Оно не отвечает на звонок телефона и стискивает Нино в объятиях. Теперь все хорошо.
На календаре – двадцать шестое февраля.
Лето наступило десять минут назад.

@темы: японская трава, we make storm, девочка-скандал, семь жизней до весны, эпатаж, любовь и музыка, японский Марио, театр абсурда, people are strange

---

Кажется, в ближайший месяц я буду тупо пересматривать всю фильмографию Нино, потому что мне реально не хватает.
Больше, больше, больше, еще больше Нино.

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

Вообще, я подумал и решил, что хочу, чтобы оно здесь тоже лежало.
Рейтинговая сакумия.

Нино приезжает вечером, когда заканчиваются съемки. Людей и машин на улице становится немного меньше, душный майский воздух наполнен сладковатым запахом цветов, деревьев и приближающегося лета. В квартире жарко, открыты все окна, но все равно постоянно хочется сунуть голову под кран с ледяной водой и почувствовать себя хоть на несколько секунд живым человеком.
Волосы у Нино растрепаны, тонкая белая рубашка липнет к спине от пота, просвечивает, и когда Казунари нагибается, чтобы развязать кроссовки, становятся видны четкие, как-то беззащитно очерченные лопатки и линия позвоночника. Шо стоит, прислонившись к косяку, барабанит пальцами по лакированному дереву и упрямо старается не смотреть, не видеть, не обращать внимания, но все равно каждый его случайный взгляд прикован к Нино, каждый его случайный жест обращен к нему. Шо смотрит на него так, будто это в последний раз, будто пытается навсегда собрать в памяти образ этого дьявольского мальчишки, с его светлыми растрепанными волосами, тонкой, совершенно не мужской шеей, россыпью родинок на плечах и ключицах, со всей его худобой, нескладностью, острыми локтями, вечно обкусанными губами и жадными, хитрыми, ищущими глазами. Он смотрит на него и не может оторваться, подумать ни о чем другом не может, а Нино отпихивает кроссовки в угол коридора и улыбается так, что хочется сразу сдохнуть.
- Ну, и почему ты опять здесь? – ворчит Шо вместо того, чтобы подыхать, - мы же договорились, не больше пары раз в неделю, у меня совсем нет времени, завтра рано утром интервью, а потом снова репетиция, ты же знаешь, и…
Он говорит это упрямо, повторяет, напоминает о работе, но почти сразу ловит себя на том, что все эти умные и правильные фразы направлены лишь на то, чтобы успокоить себя самого, чтобы выбросить из головы мысли о том, как охренительно Нино улыбается, как облизывает губы, закусывает нижнюю… К черту все. К черту. К черту.
- Я соскучился, - спокойно и уверенно говорит Казунари и делает шаг вперед, неумолимо приближается, как тайфун, ураган или цунами, как стихийное бедствие, которое невозможно обойти, можно только пережить, - ты ведь тоже скучал, верно?
Шо хочет сказать, что да, конечно, скучал, очень скучал, но это не повод для того, чтобы приезжать поздно вечером, когда пора уже спать, но слова застревают у него в горле, колкие, неровные и ненужные, во рту пересыхает, и единственное, что он может позволить себе сделать – это схватить Нино за плечи, прижимая к себе, сквозь тонкую ткань одежды ощущая, какое горячее, мокрое от пота его тело.
- Я тебя ненавижу, - сообщает он куда-то в светлую макушку Нино, а тот смеется.
Невозможно сдержать себя, невозможно успокоить себя, невозможно дать себе хоть короткую передышку, чтобы вдохнуть побольше воздуха, досчитать до десяти и пойти спать. Воздуха действительно не хватает, дышится через раз, и когда Казунари уверенно и привычно забирается ладонями под футболку, Шо кажется, что его ломает, переламывает на мелкие кусочки в какой-то гигантской мясорубке, а потом создает его заново, другого, нового Сакурая Шо. Этот Сакурай Шо уже не помнит о том, что завтра рано вставать, не помнит о репутации, об отце, о работе и незаконченных делах. Он чувствует только, как в его руках смеется, вздрагивая и прижимаясь, самый дьявольский двадцативосьмилетний мальчишка из всех возможных.
Добраться до спальни не хватит никаких сил, Шо тянется к пуговицам на рубашке, почти отрывая их от белой ткани, проводит пальцами по ребрам и впалому животу, и Нино шумно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, нервно хихикает и кривится.
- Щекотно, - неуверенно сообщает он и проводит ладонями по бедрам Шо, - у тебя охренительная задница, господи, ты знаешь, что она реально охренительная?
- Заткнись, - ворчит Шо, хотя даже от столь привычных слов встают дыбом волосы на загривке, - заткнись, я тебя правда ненавижу. Какой же ты мудак иногда, с ума сойти можно, - не удержавшись, он впивается поцелуем в яркие губы, кусает до крови, слизывая капли ее языком, собственнически напоминает о своих правах.
Нино тихо всхлипывает от неожиданности и снова смеется. Иногда Шо кажется – он действительно дьявол, истинный черт с рогами и хвостом, он подчиняет себе всех, кого встречает на своем пути, и вся его обманчивая беззащитность, вся его подростковая хрупкость приводят лишь к тому, что однажды ты оказываешься в его сетях и не можешь пошевелиться.
Шо мечтает подчинить его себе – полностью и до конца, с головы до пят. Забрать, не отпускать, утвердить в качестве своей собственности, и, может быть, только тогда он сможет спать спокойно.
Нино послушно прижимается к стене, послушно дает стянуть с себя джинсы вместе с нижним бельем, но в глазах его хитро пляшет огонь. Для него все – игра, очередная битва, очередная попытка возомнить себя богом, но если он действительно бог, Шо готов первым преклоняться ему, приносить дары и кровавые жертвы. Первым в жертву он принесет себя.
У Нино тело худое, угловатое, гибкое, родинки рассыпаны по коже невпопад, будто бы случайные капли краски попали на кожу, да так и не оттерлись, и Шо безумно хочется коснуться каждой родинки губами и языком, но – не сейчас, все не сейчас, все потом, когда не будет ломить тело и виски от предвкушаемого удовольствия. Он хотел бы сказать многое, прикоснуться везде, вспомнить чужое тело заново, но вместо этого торопливо стягивает с себя джинсы, кусает Нино в ключицу, оставляя красноватый след, и жадно слушает, как коротко и рвано вздыхает Казунари, отзываясь на каждое случайное прикосновение.
Сил нет быть ласковым и нежным, да и не хочется, хочется – забрать себе, доказать, присвоить, наставить меток.
- Ненавижу тебя, - еще раз повторяет Шо, шепчет, кусая за ухо, а Нино все смеется, обнимает за шею, виснет на Сакурае и насмешливо замечает:
- Думай, что хочешь, только прекрати уже с ума сходить, - и с какой-то безумной улыбкой добавляет, - трахни меня… пожалуйста.
От этого «пожалуйста» у Шо пробегает дрожь по спине.
Все, что он может теперь, это подхватить на руки, прижимая ближе к себе, вжимая в стену и чувствуя, как выгибается, чуть дрожит горячее тело, как истерически бьется чужое сердце, рискуя вырваться из грудной клетки. Трусы давно болтаются где-то в районе щиколоток, член стоит, как каменный, и в голове не мелькает даже мысли о том, что стоило бы сейчас быть хоть немного осторожным или нежным, в конце концов, когда они последний раз были вместе?
Да зачем врать, сейчас в голове вообще нет ни одной мысли, голова звенящая и пустая.
Нино такой привычно горячий, отчетливо узкий внутри, он цепляется пальцами в шею Шо, впивается ногтями в кожу и дышит так, что кажется – теперь он уже точно принадлежит, точно собственность. Он вздрагивает, когда Шо входит глубже, пытается податься назад, запрокидывает голову, упираясь затылком в стену, и дышит рвано, хрипло и быстро, улыбается криво и неуверенно.
Теперь уже можно сдохнуть. Шо кажется, он действительно каждый раз умирает, когда, придерживая ладонями худые бедра, упрямо и торопливо вколачивается в это горячее, шелковистое, утыкается носом в шею, вдыхает запах пота, возбуждения, и его, Нино, личный запах, такой привычный и одновременно такой чужой, каждый раз будто новый. Шо торопится так, будто их в любой момент могут застукать, но на самом-то деле у него просто нет сил для того, чтобы растягивать удовольствие, хочется все и сразу, хочется почувствовать, прочувствовать полностью, хочется раствориться в этом чертовом сплетении тел, в собственной звенящей натянутости, в чужой расслабленной уверенности, фальшивой ломкости, в чужом голосе, вздохе, стоне и жаре.
Он отпускает себя так, будто это никогда не повторится. Он срывается на стон и на крик, хочет то ли причинить боль, то ли напомнить о своих правах, то ли доставить такое удовольствие, чтобы больше не уходил, то ли все вместе.
Когда Нино кончает, утыкаясь лбом в макушку Сакурая, Шо жмурится до цветных пятен в глазах, позволяет себе в очередной раз пометить невозможного дьявола своим телом и запахом.
- Ненавижу тебя, - шепчет он на выдохе.
- А я тебя люблю, - просто говорит Казунари.
И смеется.

@темы: японская трава, другое кино, we make storm, девочка-скандал, японский Марио, театр абсурда

---

Это - джунтоши.
Очень странный джунтоши-текст.
Рейтинговый, с рефлексией, и меня после него трясет.

Сентябрь заканчивается так же внезапно, как и начался, казалось бы, совсем недавно еще был август и лето, а сейчас уже октябрь, и холодный противный дождь барабанит по крышам и асфальту практически двадцать четыре часа в сутки. Джун выше поднимает воротник дорогого темно-серого пальто, зарывается в него носом и торопливо бежит по темно-серым улицам, почти сливается темными тонами с окружающим миром, мимикрирует, поправляет темные очки и задумчиво кривит губы. Ему хочется снова лета и концертов, хочется смеяться, сходить с ума и периодически, почти случайно, почти лениво, почти незаметно брать Оно за руку. Брать и тут же отпускать, будто бы и не было ничего.
Он с непривычной и болезненной ревностью наблюдает за тем, как Нино обнимает Оно за талию, утыкается носом куда-то в его ключицы, шепчет что-то на ухо и улыбается довольно. Джуну кажется – это нечестно. У Нино есть целый мир, игры, уверенность в себе и гениальность в кино, а еще у него есть Оно, а у Джуна есть только слепая влюбленность и фотографии на телефоне. И работа, на которую он каждый день торопится так, будто бы еще пять минут – и он умрет прямо здесь, на улице, а на работе можно жить, можно ехидничать, насмешливо улыбаться, украдкой взглядывать на Оно и молча, про себя, проговаривать его имя, которым все равно никто не рискнешь его назвать.
Са-то-ши. Звучит мягко и тепло, звучит так, будто это имя божества.
Джун поправляет крестик на тонкой цепочке и чувствует себя почти еретиком.

Вечером он сидит в баре, вокруг накурено и весело, Джун даже пытается смеяться, но губы отказываются складываться таким образом, и вместо этого он почти плачет, залпом опрокидывает в себя четвертый бокал джина с тоником, кладет голову на плечо Томы, вдыхает запах его парфюма и молчит. Тома молчит тоже, с ним вообще хорошо молчать, не говорить ничего и понимать друг друга не с полуслова даже – с полужеста и полувздоха.
Тома все понимает, и это самое страшное. Он понимает даже то, в чем Джун никогда не хотел бы признаваться самому себе. Тома просто понимает и принимает, будто бы нет ничего удивительного в том, что происходит.
Может быть действительно – нет в этом ничего?
Джун облизывает губы и все-таки смеется. Ему хочется, чтобы ушла куда-нибудь усталость последних лет, чтобы испарилась тяжесть, глухой духотой давящая на плечи, чтобы жить снова стало просто и легко.
«Я люблю Оно Сатоши» думает Джун, и ему становится совсем смешно.

На узкой каменной лестнице темно и холодно, Джун вот уже почти четыре минуты молча стоит перед дверью, и ему невыносимо страшно поднять руку и нажать на кнопку дверного звонка. Ему кажется – стоит нажать, как мир закружится, сойдет с ума, и все станет совсем не таким, каким казалось раньше. Хуже или лучше – черт знает. Но не таким.
Когда пальцы все-таки касаются кнопки, и где-то в глубине квартиры раздается мелодичный звон, Джун перестает дышать.

Оно смотрит на него спокойно и не удивленно, и Джун вдруг понимает, что он знал. Он каждый чертов день знал, что будет, знал, чем это все закончится, знал и ждал, выжидал, играл, как кошка с мышкой, как удав с кроликом, и Джун теперь тот самый кролик, загипнотизированный и почти мертвый, ему хочется упасть на колени и целовать эти руки, эти длинные пальцы, хочется рассказывать о том, как сильно и невыносимо он любит, сказать «я скучал», сказать «я так не могу», сказать «я хочу тебя», сказать «почему все происходит именно так».
Джун открывает рот и не может издать ни звука, пока Оно смотрит на него.
- Ты заходишь? – спрашивают у него, и Джун неуверенно кивает, делает шаг, еще один, а потом дверь захлопывается за его спиной, как мышеловка, и можно даже не пытаться сбежать, все равно не получится.
Оно начинает целовать его сам, первым, смотрит уверенно и строго, смотрит так, что все мысли из головы пропадают почти мгновенно, Джун с головой проваливается в душное и жаркое желание, хочет сказать хоть что-нибудь, перехватить инициативу, доказать, что он здесь самый взрослый и крутой, но вместо этого просто закрывает глаза, позволяя Оно оставаться лучшим.
Он действительно лучший и самый взрослый, у него лицо ребенка и глаза старика, у него узкие и жесткие губы, требовательные и властные, у него на удивление нежные и неуверенные пальцы, которыми он проводит по шее Джуна, и тот в один момент понимает, что не будет сопротивляться, сделает все, что угодно, потому что идти против божества – смертельно.
Три года назад он думал, что хочет трахнуть Лидера, полтора года назад был уверен, что любит его, а сейчас Джун ни о чем не думает и ни в чем не уверен, он просто отдает себя этим пальцам, губам и взгляду, ничего не говорит и ни о чем не просит.
Оно все понимает сам.
До дивана в комнате всего-то десять метров и десять секунд, но они кажутся вечностью, от пункта А до пункта В невыносимо большое расстояние, но тем не менее, его вполне можно преодолеть. За эти десять секунд Джуна бросает то в жар, то в холод, ему страшно и смешно, хочется сбежать и остаться, но сбежать уже невозможно, сбежать всегда было невозможно, дверь захлопнулась еще в тот момент, когда Джун впервые увидел Оно, и с того далекого момента существует только путь вперед. До мягкого дивана ярко-фиолетовой расцветки, на который Джун падает спиной и несколько долгих, тягучих секунд чувствует себя непривычно беззащитным, пока Оно не опускается сверху, мягко, но уверенно раздвигая коленом его ноги.
Джун готов был сдаться с самого начала, но теперь он сдался полностью, он чувствует себя плавящимся воском, глиной в чужих умелых руках, фигуркой для обжига, которую последний раз исправляют перед тем, как сунуть в печь. Оно кажется то ласковым и предательски нежным, то жестким и холодным, Джуну хочется спросить, как он ведет себя с Нино, но когда ему в очередной раз затыкают рот поцелуем, становится не до вопросов.
- Сатоши, - тихо говорит Джун и пугается собственной вольности.
Оно смеется и неторопливо стягивает с него рубашку.
Оно выглядит растерянным и обманчиво смешным, он всегда будто ребенок, всегда немного не с ними, но нет ничего более страшного, чем поверить в этот спектакль и позволить себе расслабиться. Джун думает об этом, пока помогает Сатоши стягивать с себя джинсы, пока начинает раздевать его – сам, не желая терпеть, не чувствуя в себе сил для длительного ожидания. Оно напоминает ему какого-то хищного зверя, спокойного и сонного, уверенного в собственном непобедимости, страшного в собственном спокойствии, притягательного до ужаса.
Можно сойти с ума от одного понимания, что он сейчас касается губами плеча, облизывает ключицы, проводит пальцами по талии и бедрам, а когда он накрывает ладонью пах, даже сквозь нижнее белье Джун чувствует, какие обжигающе горячие у него руки.
Оно подготавливает его неторопливо, успокаивает, как маленького ребенка, гладит по голове, шепчет что-то на ухо, Джуну страшно до обморока, но он чувствует чужие теплые пальцы в себе и неожиданно успокаивается, принимает все происходящее, как данность. Все наконец-то становится правильно, так, как оно и должно было быть.
Возможно, Джун действительно всю жизнь был не более чем недоделанной глиняной фигуркой, и вот теперь-то он попал в руки настоящего мастера.
Когда Оно сжимает его ягодицы, Джуну хочется плакать. Ему то ли больно, то ли желанно, все скручивается в огненный клубок внизу живота, Джун утыкается лбом в подушку и кричит, хрипит, выстанывает из себя ощущения, подается бедрами назад. По щекам текут слезы, они соленые, как море, которое так любит Сатоши, но Джун не думает об этом, он хватает Оно за руку, судорожно целует ладонь и пальцы, проводит языком по линии жизни, а потом кусает ребро ладони, чтобы не закричать в голос.
Ему кажется, еще немного – и он просто умрет от происходящего, Оно в нем слишком много, Оно горячий и торопливый, рвано дышит на ухо, кусает в плечо и неразборчиво что-то шепчет, у Джуна кружится голова, но он хочет еще, еще, еще немного, еще чуть-чуть.
Когда Оно кончает, Джун кусает угол подушки и тихо хнычет. У него стоит до боли, до истерики, и когда Сатоши мягко обнимает ладонью его член, уверенно и сильно лаская, Джун выгибается, прижимаясь затылком к его плечу и отпускает себя, стонет хрипло и жадно, кусает губы, пытаясь вытащить из себя все эти долгие три года бессонных ночей, снов, слез и усталости.
Тяжесть покидает его вместе с последней каплей спермы, и обессилено падая на диван, Джун умиротворенно чувствует теплого, живого, настоящего Оно рядом с собой.
- Риида, - говорит он задумчиво, не видит лица Сатоши, но знает, что он сейчас удивленно приподнял брови и, закрывая глаза, думает, что это все-таки не просто лидер.
Это его личное божество.

@темы: японская трава, другое кино, we make storm, девочка-скандал, более эротичный, чем обычные люди, театр абсурда

---

внезапно хочу.

C кем бы вы шипперили меня?

1. В дайри.
2. Со знаменитостями.
3. С персонажем из фэндомов.

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

Принцип "чем больше делаешь - тем интереснее становится твоя жизнь" оправдывает себя по всем параметрам.
Сделайте меня суперменом в латексном красно-синем костюме.

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

У меня внезапные и очень уютные выходные, куча планов на выходные следующие, много Араши в плеере, много задумок в голове, желание дописать все-все-все, что я недописала, безумно вкусный кофе с корицей, мускатным орехом и медом. Я хочу купить себе еще одну джезву и, когда-нибудь, хорошую кофеварку, накупить кучу разной косметики, выучить историю, купить краску для волос и привести цвет в порядок и, возможно, сделать стрижку. Кажется, мне надоело отращивать волосы. Но, в общем-то, я еще не решила, как пойдет.
Мне хочется, чтобы меня баловали, заваливали подарками, целовали и любили. Хочется почувствовать себя маленькой девочкой. Хочется написать егэ по русскому на сто баллов, по математике тоже на сто, чтобы все удивились и сказали, что я крутая. Хочется сливового вина и фильмов с Нино. Хочется какой-нибудь фотобук Араши, много ярких браслетов и пальцы, как у Джуна, чтобы на них так же охренительно смотрелись кольца. Новый дизайн для дайри мне тоже хочется, хотя этот мне безумно нравится.
Мне хочется очень много всего, но я, пожалуй, пойду сварю себе еще кофе, устроюсь на неубранной с утра кровати, завернусь в одеяло и буду писать фики.

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

Название: "я дома"
Пейринг: Икута Тома/Мацумото Джун
написано в подарок прекрасной и невероятной девушке - моему любимому сеньору х)

Тома приезжает домой в три часа ночи, дрожащими от усталости руками ищет по карманам ключи от квартиры, еще почти полчаса тщетно пытается открыть тяжелую дверь и, открыв ее все-таки, без сил вваливается в темный коридор, пытаясь то ли опереться на стену, то ли найти выключатель.
В комнате горит свет. Сначала этот факт кажется Икуте странным, неправильным и абсурдным, но после, приглядевшись к собственному отражению в темном зеркале, к натертому до блеска паркету на полу, Тома садится на этот самый пол и начинает смеяться, смех переходит в истерику, в усталые, злые слезы, а из комнаты раздаются шаги.
- Ну вот, - говорит сонный голос над головой, - почему-то я и не сомневался, что именно этим все и закончится. почему ты здесь? Ты же собирался ехать сегодня к себе, от съемочной площадки до твоей квартиры десять минут пешком, а ты зачем-то сюда пришел...
Тома молча поднимает голову, молча вытирает слезы ладонями, молча же обнимает Джуна за бедра и утыкается лбом в его живот.
Он все никак не может привыкнуть, никак не может свыкнуться с мыслью, что вот этот странный, порой излишне женственный, излишне мальчишеский мужчина - его мужчина. У Джуна изящное тело, пухлые губы, насмешливые глаза, идеальные черты лица и короткая темная стрижка, у Джуна узкие бледные ладони с браслетами на худых запястьях, с неизменными кольцами на тонких пальцах, которые Мацумото снимает только по ночам, у Джуна глубокий, бархатный голос, да и вообще, Джун идеален, весь, полностью, без остатка, он будто создан богом, как образец человека, как пример, и рядом с ним Икута чувствует себя предательски несовершенным.
Но рядом с Джуном это чувство вскоре пропадает без остатка.
- Я случайно, - тихо сообщает Тома и, не отрываясь, смотрит на Мацумото, пытаясь запечатлеть его образ где-то на подкорке мозга, как на фотографической бумаге, - я был абсолютно уверен, что еду домой.
- Сколько вы снимались? - смеется Джун и за руку тянет его вверх, заставляет подняться, обнимает за талию, - опять совсем не отдыхал, идиот? Говорил я тебе, трудоголизм до добра не доводит... Мне завтра с утра на фотосессию, так что давай до утра не засиживаться. Ты хочешь есть? А еще у меня есть вино...
Он говорит что-то еще, кажется, рассказывает про Нино и Шо, про запись нового сингла, про огромное количество работы, про фильм, в котором снимается, но Тома его почти не слушает. В сущности, не имеет никакого значения, что Джун говорит, важно лишь, что он рядом, его прохладные пальцы даже сквозь рубашку чувствуются кожей...
Важно, что Икута приехал домой.

@темы: японская трава, другое кино, девочка-скандал, более эротичный, чем обычные люди, ТоМацу - это почти как дружба, только любовь, театр абсурда

---

А вот после концерта мне захотелось, блин, дописать все мои фики

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

На самом деле, мне хочется очень много поорать про концерт, но я пока держусь и пытаюсь упорядочить свои мысли в связный текст. В любом случае - это было офигенно. И я безумно счастлива, что это было и, будем надеяться, будет еще не раз.
Спасибо им за то, что они есть.

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

Безумно хочется написать фик по мацумии, миник какой-нибудь. в голове крутится идея, но я никак не могу поймать ее за хвост, поэтому читаю стихи, закидываю в плеер дискографию Муара и собираюсь в магазин.
поймайте мне идею для миника, а?

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

Этот весьма неловкий момент, когда хочешь себе css-дизайн для дайри... с Arashi.

@темы: девочка-скандал, театр абсурда

---

Я, кажется, давно не читала столько, сколько читаю сейчас. Читаю наплывом, под настроение, какими-то короткими спринтерскими заплывами в книжно-сюжетно-буквенное море, но читаю постоянно. Не все подряд, увы, сейчас не могу себе позволить, зато на разные темы. Тут и история России (внутренний голос истерически вопит, что пора учиться), и книги по рекламе и немного по smm (чем больше я читаю, тем сильнее я понимаю, насколько оно мое, насколько мне интересно и, черт возьми, как же я хочу этим заниматься, как можно скорее, дайте мне, дайте), чуть-чуть Мураками (на него времени хватает куда меньше), немного по фотографии (просто потому, что это пока не так критично и приоритетно), а вот сейчас, кажется, к этому списку добавятся еще и книги про театр, потому что фик надо дописывать, а я искренне хочу написать его не просто эмоциональным, но сюжетным, обоснуйным и достоверным, а потому логика требует как можно лучше разбираться в теме, по которой я в итоге пишу.

@темы: девочка-скандал, театр абсурда