[geniegay]

Название: Песня о печальной любви
Фандом: Arashi
Пейринг: Сакурай Шо/Айба Масаки, Мацумото Джун/Икута Тома
Размер: миди (?)
Предупреждения: идея не моя, герои не мои, все не мое, кроме текста. Все совпадения случайны, все исторические подробности выдуманы. Заранее прошу прощения у тех, кто разбирается в японской истории - я дилетант и многое пишу от балды.

- 2 -


Он шел, и доски деревянного пола мягко поскрипывали под его шагами.

В доме было пусто и тихо - на первый взгляд. Но тишина была обманчива. Вокруг находились как минимум пятеро воинов - из тех, о которых он знал. Даже прислушавшись, он не мог уловить и дуновения их спокойного дыхания. Невидимые сейчас, они стали бы смертоносно зримыми, если бы он хоть на мгновение не подчинился правилам.

Но он подчинялся.
В конце концов, именно он придумал правила.

Сделав еще несколько шагов вперед, он остановился у простой бамбуковой двери. Склонил голову в ожидании. Мысленно начал считать: один, два, три, четыре…

На пятнадцатом счёте дверь бесшумно отодвинулась, и он вошел внутрь. В мягком сумраке комнаты он разглядел молодого воина у двери и фигуру в темном одеянии у противоположной стены. Фигура стояла к нему спиной, но, бросая на нее взгляд, он привычно опускал голову в поклоне.

Мягко опустившись на колени, он поклонился ниже, касаясь лбом пола, и замер.

- Поднимись.

- Уэсама… Рад видеть вас в добром здравии.

- Я рад, что ты волнуешься за меня, - в голосе слышалась улыбка, - а теперь поднимись. Не время для церемоний.

За спиной послышался шорох, и он догадался, что воина отпустили.

Что ж… Дальнейшие разговоры не предназначены для чужих ушей. Сёгуну не откажешь в предусмотрительности.

- Ну же, поднимись. Дай мне взглянуть на тебя.

Он послушно поднялся, выпрямляясь, но еще несколько секунд не смел поднять глаза и взглянуть на господина.

- Ну, что же ты, - сёгун улыбнулся открыто, а потом подошел ближе и безо всяких церемоний крепко обнял его, - я рад, что ты жив. Я волновался за тебя.

- Я никогда не умер бы, прежде не выполнив ваш приказ, уэсама, - он позволил себе улыбнуться тоже.

- Ты же понимаешь, что меня это не утешает, - сёгун вскинул брови, - предпочитаю видеть тебя живым. Но ближе к делу. Какие новости?

- Клан Уэро больше не причинит вам хлопот, уэсама, - он отошел и вновь опустился на колени, на почтительной дистанции от господина.

- Повержен полностью? - отрывисто осведомился сёгун.

- Оставшиеся в живых не поднимут восстания. Они испуганы. И если бы им даже хватило смелости, умелых воинов практически не осталось.

- Вы пресекли много жизней в эту ночь?

- По необходимости, уэсама.

- Да, я помню твое мнение по этому поводу…

Сёгун задумался.

Он смотрел на своего повелителя и думал, насколько иронична жизнь.

Он помнил своего сюзерена еще ребенком. В те годы они частенько играли вместе, несмотря на разницу в возрасте. И даже не подозревали, как изменится их простая жизнь - в считанные мгновения.

Ему было двенадцать, когда они босиком ходили по ледяной воде близ горного ручья.
Ему было не более пятнадцати, когда отец господина скоропостижно скончался.

Причиной называли затянувшуюся болезнь. Однако все понимали, что тут приложил руку если не сам император (да будут благословенны дни его на земле), то приближенные к нему.

В десять лет друг его детских игр получил титул. Так странно и нелепо выглядели тогда пожилые воины, пережившие не одну битву, почтительно склоняющиеся перед ребенком.

В этом чувствовался фарс. Игра, в которую послушно играли все.

Первые годы страной правил близкий родственник молодого сёгуна - его дядя. Вплоть до того момента,пока господин не получил право считаться совершеннолетним.

Тогда же он призвал к себе ближайшего из своих друзей. Сообщник его детских проказ стал помощником в играх взрослых.

- Ты выяснил, кто за этим стоял?

- Еще не до конца, уэсама. Я подозреваю… - он замялся на мгновение.

- Что все дороги ведут к императорскому дворцу? Я бы не удивился. И я практически уверен, что у нас будет возможность это выяснить.

Он вопросительно взглянул на господина.

- В скором времени нам предстоит путешествие в Хейан-кё, - сёгун холодно улыбнулся, - разумеется, ты будешь меня сопровождать. Я пробуду там не более двух лун. Однако этого времени должно хватить с лихвой, чтобы ты вычислил, кто стоял за восстанием.

- Как прикажете, уэсама.

- А теперь иди. У вас была тяжелая ночь. Ты, наверное, очень устал.

Он низко поклонился, коснувшись лбом пола, а затем поднялся на ноги и бесшумно вышел за дверь.

Молодой воин, ожидавший в коридоре, смотрел на него с немым восхищением. Это было неудивительно - многие юнцы, лишь недавно получившие право носить меч, мечтали попасть в его отряд.

Те, кто постарше, склонялись в уважительных поклонах, но предпочитали держаться подальше.

Он шел, и доски деревянного пола мягко поскрипывали под его шагами.

Он шел и не мог понять - почему предстоящее путешествие казалось ему таким…

… Опасным?

***

Все-таки пришел.

Не собирался даже, обошел еще несколько баров по пути домой - и в итоге все равно обнаружил себя шагающим по одной из узких дорожек парка Уэно.

На смену вечерним сумеркам пришла кофейная темнота, и в парке зажгли фонари. В их рассеянном свете здание Токийского национального музея выглядело величественным.

Джун подошел ближе и остановился перед главным входом. Он редко следовал чужим советам, но сегодняшний день почему-то стал исключением.

Может быть, потому, что совет был настолько неожиданным?

За время своей не-жизни Джун ни разу не был в музеях. Как-то не пришлось. Он не знал, какого рода удовольствие можно получить от посещения исторических экспозиций.

Купив билет у миловидной девушки в строгом платье, Джун прошел по стрелкам на полу в первый из залов и неуверенно огляделся.

Неожиданно его накрыло странным чувством - потусторонним ощущением осознанности, осмысленности человеческой жизни.

Он вдруг почувствовал, как много остается от людей. От живых, настоящих людей остаются вещи, в которых живет часть чьей-то души.

Остаются пробитые доспехи и шелковые кимоно. Остается хрупкая посуда, расписанная невиданными узорами, и осколки потерянных навсегда тарелок и чашек - остаются тоже.

От каждого человека, которого ему довелось проводить, остается так много.

Джун шел и шел через залы, рассматривая экспонаты.

Пристально разглядывал классические мечи самурая - длинные, узкие, с простыми эфесами.

На мгновение ему подумалось, что именно такой меч когда-то - давным-давно - пронзил грудь юрэя, чтобы остаться в ней навсегда.

От этой мысли стало грустно, и Джун поспешил дальше.

Он свернул в следующий зал, кинул взгляд на ближайшую стену, и…

...сам не понял, что произошло.

Стало больно.

Очень, очень больно.

Джун стоял, не в силах двинуться с места, и зачарованно смотрел на изображение по левую руку от него.

Что с ним было не так?

Всего лишь свиток - традиционная японская живопись, мягкие краски, схематичное изображение.

Очертания комнаты были набросаны лишь несколькими штрихами, а в центре стоял человек. Молодой мужчина.

Он стоял вполоборота. Словно бы только что разговаривал с кем-то, а теперь его позвали, и он обернулся - темные волосы обрамляют лицо, на губах застыла мечтательная полуулыбка, ладонь повернута в незаконченном жесте.

В нем не было ничего страшного или печального. Ничего жуткого или непоправимого.

Но почему-то стало так больно, так по-волчьи, отчаянно тоскливо, что не вдохнуть.

- Извините… - тихо произнес Джун, переводя взгляд на ближайшего служащего музея.

К нему тут же подскочил невысокий седой мужчина в квадратных очках.

- Да-да? Я вас очень внимательно слушаю. Что-то не так?

- Вы не подскажете… - каждое слово давалось ему с трудом, - кто здесь изображен?

Ему казалось почему-то, что это очень важно - узнать.

Мужчина на мгновение задумался.

- Боюсь, я не смогу вам помочь, молодой человек. Автор этого портрета неизвестен. Насколько мы можем судить по сохранности красок и по состоянию основы, свиток был написан не позднее первой половины тринадцатого века. В то время было не принято подписывать имена на своих творениях - те художники, что дошли до наших дней, скорее исключение…

- Но кто изображен? Вы знаете кто этот… Человек?

Служащий поправил очки.

- Имя я вам не назову. Но вот взгляните на его одежду. Такой стиль был типичен для благородных сословий. Если судить по вышивке, по росписи, я бы предположил, что он был близок к императорскому двору. Вряд ли он был из бакуфу - правительства сегуната - их чаще всего изображали в военных одеждах.

Служащий задумался.

- Его поза и сама стилистика изображения несколько отличается от тех, что были приняты в то время. Я рискну предположить, что портрет был создан для личного пользования. Возможно по заказу некоего состоятельного лица. Достаточно интимное изображение, к тому же - распущенные волосы...

- Я понял, - прервал его Джун, - спасибо.

Он отошел на несколько шагов, чтобы не слушать больше, и вновь замер, не отводя глаз от свитка.

Он даже не знал, что может быть настолько больно.

“Кто ты?” спросил он у портрета.

“Почему мое сердце рвется в клочья от одного взгляда на тебя? Кем ты был?”

“Почему мне кажется, что я умру, просто потому, что ты, где-то там, давным-давно, улыбался кому-то?”

- С вами все в порядке? - встревоженно спросил женский голос у него за спиной, - вы… плачете?

Джун коснулся ладонью своей щеки и с изумлением обнаружил, что действительно плачет.

Ему было грустно и тоскливо - так, как ни было никогда за все время его существования.

Он стоял, опустив голову, чувствовал, как слезы медленно, размеренно катятся по его щекам, ощущал их соленый привкус на губах.

И боялся вновь поднять взгляд на портрет.

***

- Извините, - произнес юноша, - это сейчас прозвучит несколько странно… Вы только не удивляйтесь, пожалуйста. Я не сумасшедший, честное слово. Скажите, пожалуйста… Вы знаете, что у вас из груди торчит меч?

Шо замер. Кажется, он даже дышать перестал.

Меч в груди вдруг показался ему тяжелым - словно в тот день, когда ледяное острие мягко, почти нежно пронзило его тело насквозь.

- Что?

- Ой, - юноша мгновенно смутился, - извините, я не подумал, что это может звучать невежливо. Я имел в виду… Он вам не мешает? Мне казалось, что не остается никаких следов - ну, знаете, никаких ран на голове после автокатастроф, никаких сломанных конечностей, ничего такого… Но меч? Никогда прежде у призраков такого не видел.

- Я не призрак, - хриплым голосом отозвался Шо.

На активный диалог он был сейчас не способен.

- Ну да, я понимаю… Все так сначала говорят. Никто не хочет верить в собственную смерть, понимаете? Это нормально. Но вы привыкнете.

“О, да” насмешливо произнес внутренний голос “поверить в собственную смерть - это было бы счастье”.

- Я не призрак, - еще раз повторил Шо. Неловко вдохнул, закашлялся и, согнувшись, случайно коснулся ладонью плеча юноши.

Тот остолбенел.

- Как вы это делаете? Вы же… Ну, я имею в виду - вы, призраки… Вы же не можете прикасаться к людям. Как это возможно?

- Да сказал я тебе уже! - рявкнул Шо, - я не призрак. Сколько раз повторять?

- Но вы же, - скромно заметил юноша, - совершенно точно мертвый.

- К сожалению, нет, - вежливо отозвался Шо.

Он немного отошел от шока, но мозг все еще отказывался работать.

Вопросов в голове роилось все больше. И все как один - без ответа.

Как может живой, совершенно нормальный на вид человек увидеть меч?

Может быть он сумасшедший? Шо с радостью ухватился за эту идею, но через несколько секунд ее отверг - нет, невозможно, за все восемьсот лет ему встретилось множество безумцев, но ни один из них не видел то, что сокрыто от людских глаз.

Он видит призраков? Как он может видеть призраков?

Может быть, он сам мертвый? Нет, в таком случае Шо бы не смог к нему прикоснуться. Касаться мертвых могут только Шинигами, это общеизвестный факт.

Может быть, он сам Шинигами? Но абсолютно не похож. И тогда он не принял бы Шо за призрака - их все-таки хорошо обучают, этих ангелов смерти.

Шо вдруг накрыло нелепым, иррациональным, липким страхом. Он никогда не встречал никого живого, кто мог бы видеть его проклятие.

От человеческого взгляда проклятие вдруг стало почти материальным. Почти настоящим. Шо показалось, что если сейчас прикоснуться к мечу - можно будет взяться за эфес, крепко обхватить его ладонью и вытянуть - медленно и мучительно - из бренного тела.

И обратиться в прах.

Он помнил свой меч до последней шероховатости. Знал его так давно. И тогда, более восьмисот лет назад, когда меч уверенно лежал в его ладони, словно домашний питомец льнул к рукам.

И много позже - когда раз за разом пытался вытащить его из своей груди.

Было очень больно. Но лезвие не сдвигалось и на миллиметр.

И сейчас, в этот теплый вечер, Шо казалось, что стоит только попробовать - и все закончится.

И сейчас ему было страшно.

- Я, пожалуй, пойду, - максимально вежливо сообщил он и отошел в сторону - было очень приятно познакомиться. Не знаю вашего имени… Надеюсь, еще увидимся.

Да не дай боже.

- Айба Масаки, - крикнул юноша ему в спину, когда Шо отвернулся, - меня зовут Айба Масаки. Найдите меня… Когда смиритесь с тем, что вы умерли, и захотите с кем-то об этом поговорить.

Да чтоб тебя, психолог недоделанный!

Шо свернул из переулка на ближайшую улицу и выдохнул. Потом огляделся. Маленькая кофейня на углу приветливо освещалась теплым светом настольных ламп.

Тяжелая дверь отворилась. Колокольчики над дверью звонко забренчали.

- Добро пожаловать! - подняла голову девушка за барной стойкой.

А потом растерянно приоткрыла рот.

Посетитель в черной кожаной куртке перешагнул порог и мягко растворился в воздухе.

“Показалось” решила девушка “Обязательно возьму выходной. Нельзя столько работать”.

***

- Это невозможно!

- Успокойся.

- Нет, ну ты послушай… Не может такого быть! Я бы знал. Ты же веришь, что я бы знал? А я никогда о таком не слышал. Значит это невозможно. Но…

- Успокойся, говорю. И сядь уже куда-нибудь. Хватит круги по комнате наматывать.

- Ну, подожди… Вот как ты думаешь…

- Шо, я все понимаю, но… СЯДЬ И ЗАМОЛЧИ УЖЕ НАКОНЕЦ!

Шо не ожидал такой реакции, и послушно заткнулся, рухнув в ближайшее кресло.

Нино сидел на диване, поджав под себя ноги, и закрывал лицо руками. Судя по всему, от мельтешения Шо у него разболелась голова.

Тот примчался домой час назад. И весь этот час носился по квартире, размахивал руками и во всех подробностях рассказывал о происшествии.

- А я… А он… А потом… Но как он может видеть меч? Его же никто не видит…

Голос жалобно поник.

Нино потер переносицу и устроился поудобнее.

- Хорошо. Давай рассуждать логически. Медленно вдохни, медленно выдохни и сосредоточься, пожалуйста.

- Угу, - мрачно согласился Шо и поерзал в кресле.

- Итак. Ты встретил на улице странного человека. Он утверждает, что видит меч. Правильно?

- Пока да.

- Ошибиться он не мог. Чтобы заявить, что ты видишь меч - нужно знать о его существовании. Хотя, скажем, я о нем знаю - но увидеть все равно не могу. Где он у тебя? В районе живота?

- Нет, немного выше. Под грудной клеткой примерно.

- Вот видишь. Ты, конечно, можешь проверить, найти этого парня и задать ему пару вопросов… Ну, о том как меч выглядит. Но что-то мне подсказывает, что он ответит правильно.

Нино растерянно взлохматил волосы.

Он давно был знаком с Шо. За эти годы Нино успел привыкнуть, что его лучший друг…

Ну, мягко скажем - не совсем человек.

Там, где другие теряли сознание и считали себя сумасшедшими, Нино привык рассуждать логически. Откидывая за ненадобностью все невозможные варианты, рано или поздно отыщешь правду, какой бы пугающей и нереальной она ни была.

Этому правилу Нино научила работа журналиста. И пока что правило ни разу не давало сбоев.

Оно сработало после знакомства с Шо - значит, сработает и сейчас.

- Вариант первый: твое проклятие больше не работает. Но в таком случае меч бы стал настоящим, я правильно понимаю?

- Откуда я знаю, - пожал плечами Шо, - мне, знаешь ли, никто не предлагал инструкцию по пользованию бессмертием.

- В любом случае, если бы проклятие не работало, я бы тоже видел меч. А я его не вижу. Следовательно, ты все еще бессмертный.

- Логично, - с неприкрытым сарказмом отозвался Шо.

- Не язви, мешаешь думать. Окей, если проклятие все еще работает - значит проблема в этом парне. Он точно человек?

- Человечнее некуда. Ну, или это какой-то новый вид нечисти, с которой меня еще не успели познакомить. Но не думаю.

- Но ты говоришь… - Нино вздохнул и потянулся, распрямляя затекшую спину, - что он принял тебя за призрака.

- Ага. Хотя кем надо быть, чтобы…

- Стоп-стоп. Молчи. Он принял тебя за призрака - и не удивился. Следовательно, - Нино многозначительно поднял брови, - встреча с призраком для него вообще дело обычное. Нечему удивляться.

- Окей. И что нам это дает? - устало уточнил Шо.

- А ты много знаешь людей, которые видят призраков? Мне как-то не один не встречался пока. Вполне возможно, что они - если их много - способны видеть твой меч. Он же тоже ну… Призрачный.

- Согласен. Рабочая версия.

- Одна из, - поправил Нино, - у меня есть еще одна… Но я в ней не уверен.

Он нервно облизнул губы.

- Есть возможность, что он как-то связан с твоим проклятием. Но доказать это прямо сейчас мы не можем.

- Потому что про проклятие мы ничего не знаем? - насмешливо спросил Шо, - включая меня, между прочим. А я тут главное действующее лицо.

- Ну и что? - фыркнул Нино, - ты живешь на свете почти тысячу лет. И не говори мне, что все эти столетия ты скрывался от людей. Должно быть что-то… Ну хоть что-то! Легенды, предания, фольклор. Знаешь, сколько всего я перерыл, когда понял, что ты…. Ну, что ты не человек, и мне не показалось.

- Но ничего не нашел?

- Может быть, я искал не там. Может быть, мы оба смотрим не в ту сторону, и правда скрывается где-то еще.

- Если она вообще существует.

- О, в этом я уверен. Вопрос в том - где искать. И мне надо подумать. А ты… - Нино поднял взгляд на Шо.

- А я?..

- Найди этого своего… Больно глазастого. Он же назвал тебе свое имя, я ничего не путаю? Найди. И удостоверься, что он человек. Потому что если нет - проблема отпадает сама по себе.

Шо вздохнул и поднялся с кресла. Он уже понял, что его отъезд из города откладывается - как минимум до выяснения обстоятельств.