Тань, я не знаю, что это, но оно тебе.
Солаль/ЛизаЛизе не хочется ходить на репетиции, плыть по течению или там, смеяться, стрелять в тире из револьвера и краситься яркой помадой. Лизе не хочется даже пить. Лизе хочется только быть. Быть около него, быть для него, быть для него хоть другом, хоть девочкой-дочкой, хоть ласковой любовницей, хоть после репетиций с ним курить. Лишь бы быть. Брать за руку осторожно, пальцы переплетать, весело что-то щебетать, сигареты у него из пачки таскать, а потом кашлять от крепкого дыма и – да, смеяться-таки, снова о мелочах болтать. И забывать, хоть на мгновение забывать о том, что дома пусто, холодно, и никто не ждет, а как Лиза домой придет, так сразу ставит чайник и пишет смс, дескать, добралась, не волнуйся, не пропала и под машину не попала, и даже инопланетяне никакие меня не увезли, потому что кому я такая сдалась. Нет, последнее Лиза не пишет, последнее Лиза только думает.
А по утрам Лиза красится, волосы укладывает и торопится на первый трамвай, чтобы сидеть в кафе напротив дворца спорта и пить кофе, а как только он появится, выйти, будто только приехала, ничего не знала, и настроение ему поднимать, снова смеяться, таять под его улыбками, взглядами и прикосновениями теплых пальцев.
А по ночам Лиза только плачет, знает, что для него это все ничего не значит, у него таких девочек-дурочек – вся телефонная книжка забита, и каждая из девочек давным-давно забыта, и тебя, дурочка, обязательно забудет, с него не убудет.
У Солаля каждое утро только кофе и сигареты, стандартные смски, приветы-ответы, дежурный поцелуй жены и больше ничего. Он каждый день ждет, что рано или поздно Лиза снова ему напишет, скажет что-нибудь, и значит можно будет ей ответить. Солаль чувствует себя подростком, редкостным дурачиной, что же это за влюбленность такая, без причины, за красивые глаза и улыбки, за губы, сигареты и разговоры, кто же так делает, непутевый? Отпусти девчонку, твердит себе он каждый день, отпусти, не твое, ей летать надо, а не с тобой идиотом про жизнь болтать, не тебя за руку держать. Отпусти, отпусти, отпусти…
А она все еще держит сердце его в горсти, играется, а он и рад, ему уже наплевать, хоть в рай за нее, хоть в ад, лишь бы с ума не сойти.
Ну как ее отпустить?
И он каждый день покупает ей мандарины, рассказывает сказки и все верит, что однажды она посмотрит на него немножко ласковей.
И когда он ее за руку берет, ей кажется, что она вот сейчас умрет.
И когда она его за руку берет, ему кажется, что он вот сейчас умрет.