[geniegay]

я не мог не, оно меня вынесло, оно меня покорило, я влюбился в идею, в стиль, в исполнение...


Пишет Гость:

10.12.2011 в 00:18

Бета признала фик "странным", но автор скромно надеется, что заказчику понравится

Исполнение 1

– Я куплю тебе синие шелковые простыни, и только попробуй их не использовать! – задыхаясь, шепчет Джеймс.
Майкл вздыхает. Майкл скрещивает руки на груди. Майкл отводит взгляд. Майкл, наконец, говорит:
– Знаешь, это уже наглость.
– Простыни? – нахально смеется Джеймс, делая вид, что не понимает, о чем речь.
Он улыбается, сдувает упавшую на глаза влажную прядь и стонет.
Майкл молчит. За его спиной экран его собственного телевизора демонстрирует кадры из фильма с его же участием, а прямо перед ним, на его же собственном диване, Джеймс МакЭвой, ни капли не смущаясь, жестко отдрачивает себе, периодически облизывая яркие губы. Секунды тянутся до боли медленно, Майкл наблюдает за движением руки Джеймса, ловит его шальной взгляд, следит за каплей пота, стекающей по виску. И вдруг ловит себя на том, что дышит в такт Джеймсу, часто и жадно.
– Знаешь, – говорит Майкл, – Знаешь, я уже ничему не удивляюсь.
– Знаю, – Джеймс откровенно веселится, – поцелуй меня.
Майклу хочется целовать глубоко, мокро, прикусывая губы Джеймса, ведь у крови из ранок на губах особый терпкий вкус, такой приятный и возбуждающий. Он даже делает несколько шагов навстречу своему желанию, опускается на диван рядом с Джеймсом. Касается губами его виска, прикрыв глаза, тычется носом в щеку, и тут же чувствует, как МакЭвой, не переставая дрочить себе, второй рукой торопливо пытается расстегнуть его брюки. Майкл вздыхает. Майкл Хлестко бьет по руке, целует Джеймса в уголок губ и слышит разочарованный стон.
– Какого черта? - почти кричит Джеймс, – я хочу тебе отсосать!
Майкл усмехается ему в ухо и, прежде чем подняться и уйти, говорит:
– Когда кончишь, не вздумай вытирать руки о диван.
– Так и сделаю, – орет Джеймс ему вслед, – и приготовь пожрать!

Майкл не силен в готовке, но ради Джеймса, который, к слову, сидит за столом, пялится на спину Майкла и курит его сигареты, может разогреть пиццу.
– Почему? - говорит Джеймс, выдыхает струйку дыма и одновременно делает рукой какое-то замысловатое движение, – Почему я постоянно плачу, когда смотрю этот фильм?
– Что? – удивляется Майкл, ставит перед Джеймсом тарелку, забирает сигарету и тут же затягивается, – ни разу не слышал, чтобы кто-то плакал во время просмотра.
– Быть не может, – Джеймс хмурится и дергает носом, – Зоуи? – с надеждой в голосе спрашивает он.
Майкл закрывает глаза.
– Хороший вопрос, – говорит он, вспоминая.
Полутемная комната. Диван, о который Джеймс сегодня точно вытирал руки. Сосредоточенное выражение на лице у Зоуи. Потом заинтересованное. Скучающее. Раздраженное. Удивленное. Кажется, в тот вечер они так и не переспали.
Майкл пытается представить, как Зоуи смотрит фильм без него. Одна в огромной постели, обняв мягкую подушку, и на ногах у нее белые носочки, восхитительно контрастирующие с темным цветом кожи. Возможно, тогда. Воображаемая Зоуи поднимает на Майкла глаза и презрительно фыркает.
– Нет, – говорит Майкл, стряхивая пепел в раковину, – думаю, нет.
– Анн-Мари тоже нет, – сообщает Джеймс, отправляя в рот очередной кусок, – Но ей, кажется, понравилось. Когда она вытирала мне слезы, то сказала «теперь я поняла, почему ты с ним спишь».
Майкл давится дымом. Картина встает перед глазами сама собой. Бледные пальцы осторожно гладят мокрые щеки Джеймса, трогают крупные веснушки, касаются кончиков ресниц. Лицо Анн-Мари невозмутимо, глаза лучатся нежность, а голос такой мягкий... Майкл трясет головой, силясь прогнать обжигающее ревностью наваждение.
– Помоешь посуду, – бросает он и выходит из кухни.

Когда Майкл возвращается, Джеймс на четвертый раз моет тарелку.
– Ты не находишь, что это совсем странно - плакать после дрочки? – спрашивает Майкл, обнимая Джемса сзади.
– Не после, – слышит он в ответ, и тут же звучит довольный смешок, – Либо поплакать, либо подрочить.
Майклу не нравится это хихиканье.
– Не отвлекайся, – говорит он, и, укусив Джеймса в шею, добавляет, – мой тщательно.
И Джеймс моет, старательно водит пальцами по скрипящей от чистоты тарелке, вода стекает по его рукам, а ладони Майкла тем временем пробираются под его рубашку, поглаживают напряженный живот. Майкл наваливается на Джеймса всем телом, горячо дышит в ухо, трется пахом о его ягодицы, ловко расстегивает ремень на его брюках. Оторваться от приятного занятия заставляет глухой стук.
Глядя через плечо Джеймса на причину, вызвавшую шум, Майкл от удивления не сразу находит слова:
– Как у тебя это получилось? Нет, Джеймс, серьезно, как можно было ее разбить? Сколько там до поверхности, пара дюймов?
– Сейчас меня волнует сколько дюймов в другом направлении, – сглотнув, отвечает Джеймс, – Только не вздумай сбежать на этот раз!
Несмотря на возбуждение, Майкл не может сдержать довольной улыбки. Наклонившись к самому уху Джеймса, он горячо шепчет:
– Так и поступлю.

Оказывается, у Джеймса есть склонность к философии. Лежа под одеялом в футболке и боксерах и лениво наблюдая, как Майкл щелкает пультом, переключая каналы, он вдруг начинает рассуждать:
– Что можно сделать за сорок восемь часов? Покорить Эверест?
Майкл пожимает плечами, не отрывая взгляда от экрана.
– Слетать в космос?
– Вряд ли, – отвечает Майкл.
– Трахнуть Терминатора?
Майкл медленно поворачивает голову и долго смотрит на Джеймса.
– Четыре раза? – смеется Джеймс, – Что я здесь делаю?
– Рассказать? – спрашивает Майкл, прикуривая очередную сигарету, – Ты жрешь пиццу, куришь, пьешь пиво и дрочишь.
– Да, в том и дело, - говорит Джеймс, поворачиваясь на другой бок, и вдруг добавляет, – ненавижу его. Каждую сцену. Каждую реплику. Каждую секунду. И тебя заодно.
– И пересматриваешь снова и снова? Отдает мазохизмом, – Майкл тушит сигарету в пепельнице, шумно роется в ящике тумбочки, прежде чем достать оттуда смазку, и выключает свет.
– В нем столько секса, – сообщает Джеймс, пока Майкл снимает с него футболку.
– Я знаю, – говорит Майкл и принимается вылизывать левый сосок Джеймса.
– У них странные отношения. Просто бред какой-то. И за этот бред тебе, конечно, дадут какую-нибудь награду, – слова даются Джеймсу с трудом, но промолчать он точно не может.
– А ты жадно смотришь этот бред и дрочишь на него, а потом плачешь, – шепчет Майкл и, прикусив мочку уха, с усмешкой добавляет, – Мне кажется, ты ревнуешь.
– Вот еще, – фыркает Джеймс.
– Ревнуешь меня к выдуманным персонажам, к холодным синим простыням. Я прав, – Майкл довольно улыбается и пресекает дальнейшие возражения долгим поцелуем.
В этом есть своя фишка – трахать Джеймса в темноте, заставляя его уткнуться лицом в подушку. Так можно целовать его мокрую от пота спину, зарываться носом в мягкие волосы и сильно прикусывать особенно чувствительное местечко между плечом и шеей. Погружаться в него медленно, вызывая приглушенные жадные стоны. У Майкла никогда не получалось вытерпеть эту пытку самому, хотя не дает покоя мечта однажды, кончив самому и не дав Джеймсу прикоснуться к себе, наблюдать, как он, хныча, будет тереться пахом о простыни. Не в этот раз.
Осторожно вынув член, он переворачивает Джеймса на спину и снова входит в него, пьянея от совершенно расфокусированного взгляда. Так тоже хорошо, можно терзать жесткими поцелуями истерзанные яркие губы. Вместе с поцелуем выпивать каждый протяжный стон до самого конца.

Нащупав зажигалку в темноте, Майкл снова закуривает. Справа слышится тяжелое дыхание Джеймса и ощущается жар его разгоряченного ласками тела.
– Если бы я только знал, что тебе до такой степени не понравится, – говорит он, – я бы...
– Мне понравилось, – перебивает Джеймс.
– Я о фильме, – уточняет Майкл.
– Я тоже, – тихий смешок, – но это не мешает мне его ненавидеть.

URL комментария